Авина сделалась его главной наставницей. Почти все время она была рядом с ним и, поскольку любила поболтать — даже и с богом, повергающим ее в трепет, — обучался он довольно быстро. Она была умна — иной раз ему казалось, что Авина умнее его, — и находила множество способов ускорить его обучение.
Нельзя было отказать ей и в чувстве юмора. Когда однажды Улисс наконец понял один из ее каламбуров, ему стало ясно, насколько он продвинулся в своих занятиях. Он был так доволен собой и ею, что чуть не поцеловал ее. Но потом спохватился и, образно говоря, оттащил себя за шиворот. Он слишком привязался к этому нежному, изящному смешливому созданию. И сделал это непреднамеренно. Тем не менее она стала точкой опоры, островком посреди моря неизвестности в неведомом мире. Да и общаться с ней было приятно. Когда она ушла, он почувствовал необычайное стеснение, словно лава напирала на стальную дверь его привычек.
С того времени как он понял ее первый каламбур, он уже успел ознакомиться с территорией деревни и ее окрестностями на несколько миль в округе. Ему всегда сопутствовали вождь и дюжина молодых воинов. Они отходили на некоторое расстояние от деревни в любом направлении и там его останавливали. Он хотел идти дальше, отдавая себе отчет, что не готов покуда навязывать свое мнение тем, кто, в сущности, были его тюремщиками.
К северу и западу тянулись высокие пологие холмы, между ними блестели озера, речушки и множество ручейков, как возле Сиракуз. На востоке, в нескольких милях начинался огромный вечнозеленый лес. К югу на две мили пространство покрывали холмы, а за ними тянулась обширная низменность. Насколько Улисс мог видеть с вершины холма, повсюду простиралась равнина. Только где-то на горизонте виднелась темная полоска, которую он принял было за горную цепь. Во время второго путешествия он решил, что это облачная гряда. А на третий раз он вообще не мог сказать, что это такое.
Он спросил об увиденном Авину, и та, странно взглянув на него, ответила:
— Вурутана!
Она произнесла это так, словно не могла взять в толк, почему он спрашивает.
Слово «Вурутана», как уже знал Улисс, означало Великого Пожирателя. Означало оно и что-то еще, но Улисс не освоился покуда с языком в достаточной мере, чтобы уловить некоторые нюансы.
По словам Авины, на севере и востоке располагались другие деревни вуфеа. Их враги, которые называли себя вагарондитами, жили дальше к северу и востоку. В этой деревне было человек двести, а вообще вуфеа насчитывалось около трех тысяч.
У вагарондитов существовал свой язык, отличный от вуфеа, но обе группы для общения пользовались третьим наречием, которое они называли аирата.
Вуфеа не только не изготовляли металлических изделий, но даже понятия о них не имели. Нож Поющего Медведя был первой сталью, которую им довелось увидеть.
Более того, лук со стрелами остался им неведом. Этого Улисс не понимал. Они могли не знать металла, потому что его не было в округе. Но даже у людей каменного века существовали луки и стрелы. Правда, потом он вспомнил об аборигенах Австралии, которые были так технически отсталы, что тоже не имели никакого представления об использовании упругости материалов. Им это было просто ни к чему. Они были достаточно развиты, но лука не изобрели. И потом, существовали американские индейцы, которые делали колеса к игрушкам своих детей и тем не менее ни повозок, ни телег на колесах так и не построили.
В своих путешествиях, особенно на восток, он постоянно искал подходящее дерево и, найдя одно, напоминающее тис, велел воинам нарубить каменными топорами веток и отнести их в деревню. Там он раздобыл необходимые жилы и перья и после некоторых неудачных экспериментов изготовил изрядное количество луков и стрел.
Несмотря на все свое изумление, вуфеа быстро освоились с луками. Немного попрактиковавшись с соломенными чучелами, которые он соорудил, они выпустили вагарондитского пленника, проводили за поля и велели идти своей дорогой.
Улисс было заколебался, ибо не знал, насколько простирается его авторитет. Он уже усвоил, что является кем-то вроде бога. Вуфеа сказали ему об этом, но даже и вздумай они промолчать, он догадался бы по их отношению. Он даже принял участие в некоторых церемониях, проходивших в еще не до конца отстроенном храме. А вот что он за бог и какова его сила, он не знал. Похоже, настало время это выяснить. У него не было особых причин вступаться за вагарондита, но он обнаружил, что попросту не может поступить иначе. Он не мог спокойно стоять в стороне, пока молодые бойцы пробовали на енотолицем свое искусство.
Поначалу кое-кто из вуфеа собирался заспорить. Они угрюмо поглядывали в его сторону, в их рядах слышался ропот. Но никто открыто не выступил против, а когда верховный жрец Аифира, отец Авины, обрушился на них, потрясая жезлом со змеей и большой птичьей головой, гремя камнями в тыкве, он на них быстро нагнал страху. Смысл его речи сводился к тому, что теперь они существуют при новом режиме. Их мысли, каким быть богу, совсем не обязательно должны совпадать с его собственным мнением. И если они сейчас же не образумятся, то удар божественной молнии обратит их в камень — в противоположность той процедуре, благодаря которой Каменный Бог проснулся, обрел плоть и вновь обитал с ними вместе.
Впервые Поющий Медведь получил хоть намек на то, что же с ним произошло. Позже он расспросил Авину, стараясь так формулировать свои вопросы, чтобы она не догадалась о глубине его невежества. Она застенчиво улыбнулась, взглянув на него искоса своими большими глазами, и сузила зрачки. Может быть, она смекнула, что он не знает, что случилось. Но если она оказалась достаточно умна, чтобы понять это, у нее хватало ума и на то, чтобы держать язык за зубами.