Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуж - Страница 56

С мотком веревки в левой руке и трезубым якорьком в правой он выбежал из тени огромного дуба. Он ожидал оклика из черного нутра башни и последующей за ним вспышки ружейного выстрела, но на стене, залитой металлическим блеском, все было тихо. Добравшись до подножия, Два Сокола прикинул высоту и, подпрыгнув, забросил якорек. Сверху послышался звонкий лязг, заставивший его вздрогнуть. До этой минуты он и не подозревал, какое ощущение святости вызывает у него это место.

Он потянул за веревку, и якорек зацепился. Перехватывая веревку руками и упираясь ногами в стену, он полез вверх. Поднявшись, Два Сокола перевалился через парапет и нырнул в его тень, ожидая окрика. Прошла минута, но все было тихо; пилот встал. Он находился на широкой дорожке, шедшей по верхнему краю стены, за высоким, в человеческий рост, парапетом.

Он вытащил револьвер и взбежал по лестнице в узкую дверь ближайшей башенки. Сквозь узкое отверстие в потолке пробивался лунный луч, рассеивая немного темноту. Внутри никого не было. Приставная лестница вела наверх, на деревянную платформу, откуда стражник мог осматривать — и обстреливать — окрестности через шесть амбразур.

Два Сокола покинул башенку, прихватив с собой лестницу, спустил ее с внешней стороны стены и подал сигнал остальным. Скоро весь отряд собрался на стене. Гильберт приказал морякам рассеяться по стене на протяжении ярдов ста. Если ихвани захотят штурмовать стену в этом месте, блодландцы ответят огнем, если решат обойти — наблюдатель с башни заметит их маневр.

Гильберт, Квазинд, Ильмика и Два Сокола отправились дальше. Они прошли по стене до того места, где с ее внутренней стороны имелась лестница. Сразу за ней начиналась тропа, которая, петляя, уходила в гору. Они решили пойти по ней. Шанс наткнуться на засаду был невелик. Уже стало ясно, что хивикане бежали, хотя причина тому была пока неясна.

Пускай склон оставался крутым, по тропе идти было легче. Когда засерел рассвет, до вершины оставалось всего насколько сот ярдов. И здесь они наткнулись на первого хивиканина. Человек лежал лицом вниз у тропы. На нем была накидка из ярких разноцветных перьев, высокий гребень; лицо скрывала деревянная маска, украшенная гранатами, бирюзой и изумрудами. Два Сокола перевернул труп на спину и снял маску. Лицо жреца было темно-серым. Два Сокола снял с тела плащ, нагрудник из костей и перьев, хлопчатобумажную юбочку и осмотрел тело. Ран не было.

У Двух Соколов мороз пробежал по коже, на темя словно лег ледяной шлем. Другие, казалось, были ошеломлены не меньше — все, кроме невозмутимого Квазинда. Но и он, видимо, дрожал — великан был больше других подвластен страху перед неизвестным.

Два Сокола шагнул вперед и вновь остановился. Серый свет зари, казалось, сбивался кое-где комьями. Подойдя поближе, путники поняли, что комья эти не что иное, как гигантские статуи из серого гранита, черного базальта или серого ноздреватого туфа, приземистые, жабообразные, ухмыльчивые. У большинства из них были лица — искаженные лица людей или богов, у некоторых — звериные морды, ушастые, носатые, клыкастые. Сотни их стояли на склоне горы. Сотни глаз смотрели в сторону моря, и лишь некоторые устремляли взгляд вверх, на вершину.

Квазинд едва не наступал Двум Соколам на пятки, так что тот вынужден был приказать товарищу держаться чуть дальше, сказав:

— Это же только камни. Мертвые скалы.

— Скалы-то мертвые, — пробормотал великан. — А то, что в них живет?

Два Сокола пожал плечами и снова направился вверх по тропинке. Чем выше он поднимался, тем отчетливее ощущал мрачные, почти осязаемо тяжелые взгляды идолов. Он говорил себе, что это лишь его собственные страхи: он ждет опасности и смерти, а фигуры олицетворяют их как нельзя лучше. Но грудь давило, дыхание спирало, а сердце колотилось в груди куда сильнее, чем можно было объяснить горной болезнью. Пилоту оставалось только посочувствовать своим товарищам. Несмотря на груз суеверий, они упорно шли вперед.

Далеко внизу защелкали выстрелы. Все вздрогнули. Но на лицах отразилось скорее облегчение, чем беспокойство. Этот звук был таким человеческим, таким бытовым, что разрядил напряжение страшной, давящей тишины.

— Еще ярдов сто, и мы окажемся около пещеры, — заметил Два Сокола, глянув вперед.

Утоптанная темно-коричневая почва тропы под ногами внезапно кончилась. Склон впереди покрывала тусклосерая масса. Два Сокола ощутил тепло сквозь подошвы сапог и приказал остановиться.

— Лава. Еще теплая.

Лавовый поток излился из отверстия пещеры и, уплотняясь, растекся по склону треугольным фартуком. Вход в пещеру был до половины забит Застывшей каменной массой.

— Теперь понятно, почему нет людей, — сказал Два Сокола.— Хивикане, наверное, решили, что вулкан сейчас взорвется. Или что боги разгневались на них. Или и то и другое вместе. Наверное, жрец, которого мы нашли, умер от разрыва сердца — запаха вулканических газов нет.

По мере приближения к пещере жара становилась все сильнее. Вскоре путники взмокли от пота, а подошвы их сапог нестерпимо нагрелись. Добравшись до входа, они поняли, что долго здесь не продержатся.

Да в том и не было нужды. Карманный фонарик пилота осветил нагромождения застывшей лавы. Уже в двадцати футах от входа пещера оказалась закупорена полностью. Дальше дороги не было. Два Сокола по описаниям Гильберта знал, что пещера тянется внутрь горы по меньшей мере ярдов на сто. А Врата находятся — находились — в самом ее конце. Если вообще существовали.