Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуж - Страница 5

— Я рад, что ты со мной, — заметил наконец ирландец. — Ты индеец, ты в лесу вырос. А я в этих деревьях как свинья в апельсинах. Я уже заблудился.

Два Сокола достал из нагрудного кармана куртки карту. Он решил, что не стоит огорчать товарища тем, что его спутник-индеец вырос в лесу — но в американском лесу, а в лесах румынских ориентируется не лучше его.

Он разложил карту на земле. Из-за жары летчикам пришлось снять мундиры и расстегнуть рубашки. За полчаса они продумали несколько возможных путей бегства. В любом случае им предстояло двигаться ночами и прятаться днем.

— Стоит пробраться назад, к опушке леса, и оттуда наблюдать за дорогой, — сказал Два Сокола. — И за усадьбой. Если повезло, нас никто не заметил. Но если какой-нибудь крестьянин уведомил полицию, они скоро начнут прочесывать лес. Надо поскорее исчезнуть отсюда... если дорога чиста.

Спрятавшись в густом кустарнике, в тени огромной ели, друзья принялись наблюдать за дорогой и крестьянским домом. Полчаса они отмахивались от комаров и слепней, стараясь прихлопывать их неслышно, но людей видно не было. Тишину нарушал только шум теплого ветра в кронах деревьев, далекий собачий лай, да где-то за домом проревел бык.

Два Сокола ждал терпеливо, меняя положение лишь затем, чтобы разогнать кровь в затекших от долгой неподвижности ногах. О’Брайен ерзал, тихо охал и в конце концов полез за пачкой сигарет

— Не кури, — приказал Два Сокола. — Кто-нибудь может заметить дым. Или учуять.

— С такого расстояния? — поразился О’Брайен.

— Вряд ли, —согласился Два Сокола, — но рисковать не стоит.

Они прождали еще полчаса. О’Брайен постанывал, посвистывал сквозь зубы и непрерывно вертелся.

— Охотник из тебя бы получился неважнецкий, — заметил Два Сокола.

— Я не индеец, — ответил О’Брайен. — Я парень городской.

— Мы не в городе. Так что учись терпению.

Два Сокола подождал еще пятнадцать минут, потом кивнул своему спутнику:

— Пойдем к дому. Он выглядит покинутым. Может быть, найдем там еду и проберемся в лес по другую сторону дороги.

— И кому тут надо учиться терпению? — съехидничал О’Брайен.

Два Сокола не ответил. Поднявшись, он заткнул нож за пояс и направился к дому. О’Брайен отстал поначалу, не желая покидать своего иллюзорного убежища, но вскоре догнал пилота.

— Не торопись, — сказал Два Сокола. — Веди себя так, будто имеешь полное право здесь находиться. Тогда, если нас увидят издалека, не обратят внимания.

Они перепрыгнули канаву, отделяющую поле от дороги, и пошли вдоль дороги. Земля под ногами была твердой, но непыльной, словно пару дней назад прошел дождь. Поверхность дороги была испещрена глубокими колеями от колес фургонов, следами копыт, засохшими и свежими коровьими лепешками.

— Ни одной лошади, — сам себе сказал Два Сокола.

— Что? — переспросил О’Брайен.

Но Два Сокола уже отворил деревянную калитку. Он обратил внимание, что петли тоже были вырезаны из дерева и прибиты к створкам ворот деревянными гвоздями. Щипавшие во дворе травку овцы с жирными курдюками испуганно подняли головы, но не издали ни звука. Пилоту пришло в голову, что у них, должно быть, нет голосовых связок. Вряд ли обычная овца могла бы молчать с того момента, как летчики приземлились на опушке.

За домом кудахтали куры. Из стойла доносилось сопение какого-то крупного животного. Крестьянский дом был построен в форме буквы "L", причем длинное крыло выходило к дороге. Крыльца не было. Внешние стены были сложены из рубленых бревен, пазы замазаны чем-то белесым. Дом венчала крутая соломенная крыша.

На истертой деревянной двери кто-то неумело изобразил орла. Под ним был нарисован большой синий глаз и черный косой крест.

Два Сокола поднял деревянную щеколду и нажал на дверь. Но войти он не успел. Из-за угла появилась женщина. Она вскрикнула и застыла, уставившись на обоих мужчин широко раскрытыми карими глазами. Смуглая кожа ее побледнела.

Два Сокола улыбнулся ей и попытался мобилизовать все свое знание румынского языка. Он еще в Тобруке пытался изучить его под руководством приятеля — офицера румынского происхождения, но не успел выучить ничего, кроме пары общеупотребительных фраз и названий предметов.

Женщина смутилась, произнесла что-то на незнакомом языке и осторожно подошла. У нее было довольно симпатичное лицо, хотя фигура была на вкус индейца полновата, а ноги — слишком толсты. Иссиня — черные блестящие волосы были расчесаны на прямой пробор и смазаны маслом. На спину свисали две тощенькие косички. На шее красовалось ожерелье из красных раковин. Грудь обтягивала синяя хлопчатобумажная кофточка, а длинную красную юбку поддерживал широкий кожаный пояс с медной застежкой. Портрет завершали босые, запачканные землей и куриным пометом ноги. «Настоящая крестьянка, — подумал Два Сокола, — но, как мне кажется, настроена дружелюбно».

Он попробовал произнести еще пару фраз по-румынски, не добился ничего и перешел на немецкий. Женщина снова ответила на том же гортанном языке. Хотя славянских корней в нем не слышалось, Роджер попробовал болгарский, который знал еще хуже румынского. Женщина не поняла ничего, но произнесла несколько фраз на другом наречии, напоминавшем какой-то славянский язык. Два Сокола опробовал болгарский, русский и венгерский. Женщина только пожала плечами и повторила фразу. После нескольких повторений Два Сокола сообразил, что она тоже пытается объясниться на иностранном языке, которого почти не знает.