Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуж - Страница 49

— Когда война закончится, мы можем отправиться туда вместе. Если там действительно существуют Врата, мы можем пройти сквозь них. Я охотно взгляну на землю своих предков.

Два Сокола кивнул, но подумал, что Земля-1 покажется Гильберту интересным местом, чтобы погостить там, но вряд ли он найдет ее подходящей, чтобы остаться навсегда. Гильберт будет страдать от того одиночества, того жуткого отчуждения, которые испытали Два Сокола и О’Брайен. Даже теперь, когда пилот приспособился к новому окружению, он еще ни разу не чувствовал себя дома. Он просто не принадлежал к этому миру.

Большую часть времени забывать об отчуждении и неудобствах было несложно. Тяжелее всего приходилось ночью, в одиночестве.

Кто-то постучал в дверь купе. Два Сокола открыл. Молодой офицер отдал ему честь.

— Извините, что помешал, койран. Госпожа Торсстейн заболела и спрашивает вас.

Два Сокола последовал за офицером в другой вагон и обнаружил там Ильмику, лежавшую на диване в купе и окруженную озабоченными людьми. Она была очень бледна, хотя уже немного оправилась.

— С ней будет все в порядке, как только она утолит голод, — сообщил стоящий рядом врач.

— Ильмика, почему вы не попросили... — начал было Два Сокола и сам покачал головой. — Нет, вы же слишком горды.

— Это обычная история в такое несчастливое время, — заметил врач. — Многие из высокородных потеряли свои земли, состояния — все, кроме титула. И... — Врач осекся, словно сболтнул лишнего.

Два Сокола сердито взглянул на него. Состояние Ильмики, казалось, радовало этого человека. Наверное, он был простолюдином и разделял скрытую, но оттого не менее сильную антипатию низших классов к правящим. Два Сокола понимал его чувства. Большинство населения страдало от нещадной эксплуатации и несправедливости, по сравнению с которыми даже положение рабочих XVIII века в его родном мире показалось бы приятным. И все же поведение врача его возмутило. Ильмика тоже была человеком и перенесла немало лишений. Семья ее была уничтожена, дом и имущество оказались в руках врагов. А попросив принести девушке тарелку супа, Два Сокола выяснил, что у нее не осталось ни монеты.

Ильмика ела суп, и слезы капали в тарелку.

— Я не могла удержаться в сознании. Теперь все знают, что я осталась без средств. Я нищая. Имя Торсстейнов обесчещено.

— Обесчещено? — негромко переспросил Два Сокола. — Если это так, то это произошло с большей частью дворян Блодландии. К чему эта фальшивая гордость? Виновата война, не вы. Кроме того, настало время показать, что дворяне крепче тех, кем правят. Нужно поступать благородно, чтобы быть благородным.

Она слабо улыбнулась. Пилот взял у одного офицера кусок ветчины, у другого — ломоть хлеба и отдал девушке.

Поев, она прошептала:

— Если бы только можно было спрятаться от их взглядов.

— В моем купе найдется место для вас, — сказал Два Сокола.

Он помог ей встать на ноги и повел через переполненный вагон к своему купе. Девушка рухнула на сиденье и мгновенно заснула. Когда она открыла глаза, наступил вечер. Два Сокола принес ей ужин в купе. Гильберт отправился в вагон — ресторан, Квазинд стоял за дверью — они были одни. Невкусный холодный ужин был съеден в молчании. Потом Два Сокола спросил Ильмику, не согласится ли та работать у него секретаршей. Девушка покраснела, и он уже ожидал, что Ильмика вспылит. Но когда услышал, как она заикается, ему стало ясно, что девушка неправильно поняла его предложение.

Он безрадостно усмехнулся:

— Нет, я не прошу вас стать моей любовницей. Кроме обычных обязанностей секретарши вам ничего не придется делать.

— Почему я не должна быть вашей наложницей? — спросила она. — Я в слишком большом долгу у вас.

— Но не настолько! И я никогда не потребовал бы такой платы. Мне нужна женщина, которая меня любит — или, по крайней мере, желает.

Покрасневшая Ильмика смело глянула американцу в глаза:

— Если бы я не хотела вас, разве стала бы принимать от вас еду и заботу? Вы думаете, я настолько лишена чести?

Два Сокола встал и нагнулся над ней. Девушка подняла к нему лицо, закрыла глаза и обхватила его за шею. Она нашла своими губами его губы и прижалась к нему всем телом.

Он оттолкнул ее:

— Ты переигрываешь. Ты же не хочешь целовать меня.

— Мне... жаль. — Отвернувшись, она разрыдалась. — Почему меня никто не хочет? Ты отталкиваешь меня, потому что это животное ицкапинтик обесчестило меня?

Два Сокола взял ее за плечи и повернул к себе:

— Я не понимаю тебя, Ильмика. Ты делаешь это, потому что была взята силой?

— А ты не знаешь? Никто из дворян Блодландии не примет меня в свой дом после того, что случилось.

— И ты выбрала меня, потому что я простолюдин, а низкорожденным не пристало волноваться за добродетель своих жен? Или мне следует прыгать от радости, что я заполучил дворянку, пусть и несколько подержанную? Что я тебе — последнее убежище?

Она отвесила ему пощечину и попыталась вонзить ногти в щеку, но Два Сокола поймал и крепко сжал ее запястья.

— Ты дура! Я люблю тебя! И мне плевать на твою утерянную девственность! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты тоже меня любила! Но я скорее повешусь, чем возьму себе женщину, которая считает меня такой мразью, которая даже от нее не откажется! Я не дам тебе казнить себя, мучая меня!

Он отшвырнул Ильмику с такой силой, что та упала на сиденье.

— Мое предложение остается в силе, — произнес он. — Можешь обдумать его, пока мы не прибыли в Толкинхэм. А я пока выйду.