Пока экипажи проходили базовую подготовку, было построено еще девять дирижаблей. Улисс опять пожаловался на избыток офицеров-нешгаев и соответствующее снижение радиуса действия и огневой мощи. Шегниф сказал, что это не имеет значения.
Разведчики все чаще сообщали о скоплении гигантских медведоидов и леопардоидов и участившихся столкновениях между пограничными патрулями и отдельными группками врага. Улисс не понимал, почему они до сих пор не предприняли большой широкомасштабный рейд. У них, конечно, было недостаточно войск, чтобы продвинуться на нешгайскую территорию и предпринять внезапную атаку. Более того, чтобы заключить мир между этими вечно враждующими группами и обеспечить их пищей, потребовалась бы очень мощная организация. Поскольку ни одно из племен не выглядело достаточно сообразительным, чтобы до этого додуматься, Улисс подозревал бэтменов. Разведчики сообщали, что крыланы стали появляться чаще, но не настолько, чтобы об этом стоило тревожиться.
Трижды одинокий крылан появлялся над аэродромом на расстоянии полета стрелы и наблюдал. Четырежды бэтмены следовали за летящим дирижаблем. Но на большее, чем несколько оскорбительных жестов, они не отважились.
К этому времени Улисс с дозволения Шегнифа перенес свою штаб-квартиру из дворца на летное поле, находящееся в десяти милях от города, поскольку не мог себе позволить таскаться туда-сюда. Однако дважды в день он отчитывался перед Шегнифом при посредстве растительного радио.
Лаша отбыла. Хотя ее и откомандировали к Улиссу, она была помолвлена с солдатом на границе. Невзирая на радость предстоящего замужества, она распрощалась со всеми со слезами на глазах. Даже Феби, которую нельзя было винить за ревность, расплакалась, расцеловала ее и сказала, что надеется на скорую встречу. Авина была заметно рада, что хоть от одной женщины избавилась, но, как только Лаша скрылась с глаз долой, перенесла всю свою неприязнь на Феби. Та почувствовала себя более уверенно и принялась помыкать Авиной, как девчонкой-рабыней. Авина не стала отвечать тем же на завуалированные оскорбления и бесцеремонные издевки. Она явно не хотела ставить под удар свои отношения с Улиссом и не вцепилась в глотку обидчице. Но ярость в ней так и кипела. Это даже Улисс заметил. Он сделал Феби выговор, отчего та разразилась слезами, а Авина улыбнулась, как кошка, которая знает, чье мясо съела.
Улисс работал до поздней ночи, вставал спозаранку и под конец дня мечтал только об одном — поскорее завалиться в постель. Он никого не пускал в свою спальню, и Авина ликовала. Феби не протестовала, что ей почти не оставляют возможности услужить ему. Она ведь была рабыней, да и не настолько доверяла Улиссу. Несмотря на сходство с ее народом, он оставался для нее чужаком, и его образ мыслей и действий казался ей странным. Все же она окольным — а иногда и не очень окольным — путем несколько раз дала Улиссу понять, что ее это задевает.
Улисс устал разрываться между двумя женщинами. У него не было времени деликатничать, и иногда он страстно желал, чтобы они обе оставили его в покое. Но хотя он и мог их отослать прочь одним словом, ему не хотелось причинять им такую боль. К тому же они нравились ему обе, хотя и по-разному. Авина была очень умна и сообразительна. Она происходила из примитивного общества, но очень быстро все усваивала, и из нее получился толковый секретарь. Подобные обязанности оказались недоступны для Феби. Она была искусной и сноровистой в домашнем хозяйстве, но помимо заботы о муже и детях ее ничто не интересовало.
Как-то раз Улисс поднял все десять дирижаблей и разучивал с ними несколько очень важных маневров. С побережья дул ветер в добрых пятнадцать миль в час, и большие газовые баллоны едва двигались против ветра. Один раз два корабля столкнулись, повредив друг другу двигательные гондолы. Почти тотчас же они расцепились, и их начало сносить ветром. Улисс отдал приказ по радио спустить газ, чтобы посадить корабль на землю. Экипажам пришлось бы идти к полю пешком около двадцати миль, поэтому он приказал по радио, чтобы навстречу выслали автомобили.
Дирижабли вернулись домой только перед закатом. Когда его корабль втягивали в ангар, Улисс глянул в заднее окно гондолы. Там, на фоне кровавых лучей солнца, у самого горизонта мелькали какие-то крошечные фигурки. Это могли быть и птицы, но их силуэты скорее напоминали крыланов. Улисс велел всем удвоить бдительность и ушел к себе.
Этой ночью его разбудили доносившиеся из-за двери вопли. Он соскользнул с постели (сооруженной специально для человека) и, открыв дверь, увидел часового, который пытался разнять две кричащие, дерущиеся фигуры. Лицом к лицу, рука к руке стояли Авина и Феби. Авина держала кремневый нож, а Феби сжимала ее запястье. Авина была меньше ростом и легче, но и гораздо сильнее, и только отчаяние Феби и усилия часового помешали ей проткнуть противнице живот.
Улисс приказал Авине бросить нож.
В тот же миг снаружи здания раздался взрыв, и стекло разлетелось, изрезав всех осколками.
Улисс и часовой шлепнулись на пол.
Феби, ослабив хватку, обернулась к окну. Авина, не обращая внимания на эту и три последующие вспышки, бросилась на женщину.
Но та вскинула руку, нож скользнул по ней и, поранив, плеснул струей крови в лицо Авине. Потом рванулся дальше вверх и вонзился в челюсть Феби. Однако сила удара уже ослабла.
Феби завопила. Улисс вскочил и, ударив Авину по руке ребром ладони, выбил нож.
Еще один взрыв, гораздо ближе, громыхнул в дверях на другом конце зала и заполнил комнату громадным облаком дыма.