Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуж - Страница 111

111

Потом Улисс поведал, как строить дирижабли. Это требовало больше сырья и сноровки, чем порох. Шегниф нахмурился и сказал, что кое-какие ограничения снимет, но ради собственной безопасности Улисса и по причинам государственной безопасности не дозволит ему шнырять, где вздумается.

Ясно было, что Шегниф не понимает, куда клонит Улисс, — или не хочет понять. Шегниф собирался направить первый удар воздушного флота против вигнумов. Собственно говоря, он предпочел бы использовать флот лишь по периметру Дерева. Там он не подвергнется нападению крыланов и сможет наблюдать за передвижениями врагов возле границы.

Улисса раздражали эти робость и недальновидность. Однако нешгаи — не единственный народ, страдающий этими недостатками, напомнил он себе. Сначала ему следует подготовить оружие, авиацию и войско, а уж потом позаботиться об их назначении.

Но тут собеседники столкнулись с новым затруднением. Шегнифа не радовало, что экипаж дирижаблей должен состоять в основном из людей. Он предпочел бы, чтоб на борту было побольше нешгаев.

— Но здесь дело в весе, — убеждал его Улисс. — Чем больше нешгаев на корабле, тем меньше топлива и бомб. Вы снизите радиус действия и боевую мощь.

— Это несущественно, если дирижабли действуют у края Дерева. Они находятся вблизи базы и для компенсации могут совершить больше полетов. Тут трудностей не возникнет.

Встретившись назавтра с Авиной, Улисс почувствовал себя виноватым — но и счастливым. Хотя с чего бы это ему чувствовать себя виновным? В конце концов, Лаша и Феби — люди, а не мохнатые хвостатые кривоногие создания с зубами хищников и кошачьими глазами. Улисс вправе делать, что ему вздумается, и он очень привязался к Феби.

И все же при виде Авины он вспыхнул от чувства вины. А заговорив с ней минуту спустя, испытал такую радость, что сердце его заколотилось в груди до боли.

Это было не то чувство, которое его современники называли влюбленностью. Никакая это не любовь, и Улисс даже не помышляет о физической близости с Авиной. Но он так привык к ней, к ее манере говорить и ухаживать за ним, так рад ее обществу, что полюбил ее. Полюбил как сестру. Ну, не совсем как сестру. В его отношении к ней крылось нечто большее. На самом деле его чувство к ней еще не определилось. А возможно, сказал себе Улисс в приступе искренности, лучше бы ему и не определяться.

Но если не вдаваться в определения, она принесла Улиссу больше счастья, чем кто-либо другой после его «пробуждения». А возможно, и до него.

В ее чувствах сомневаться не приходилось. Когда Авина увидела обеих женщин, глаза ее широко раскрылись, а черные губы изогнулись, обнажив острые зубы. Хвост выгнулся. Она замедлила шаг, а потом взглянула на Улисса и улыбнулась, но улыбка ее тотчас исчезла. И когда она подошла ближе, он смог прочесть выражение ее лица под черной маской бархатистого меха. Она была сильно разгневана.

Улисс понимал ее возмущение, но мириться с ним не собирался. Авине придется взглянуть правде в глаза. А если нет, им придется расстаться. Этого Улисс не хотел. Ему было бы грустно отослать ее прочь. Чудовищно грустно, но он перенесет это, а потом печаль забудется. Лучше чем кто-либо он сознавал, что может сделать время.

Но это ему совсем не помогло.

Авина не пыталась скрыть свои намерения, хотя и подавила явное желание вцепиться Улиссу в глотку.

— Как хорошо снова быть рядом с тобой, Повелитель! У тебя снова есть твоя преданная помощница и почитательница, да притом не рабыня.

Она говорила на аирате — наверняка чтобы обе женщины ее поняли.

— Хорошо, что ты опять со мной, — серьезно ответил Улисс и вздрогнул при мысли о том, какую боль причинит ей, когда скажет, что теперь ей предстоит спать в отдельной комнате. Паршивый он бог. Бог должен быть превыше чувств простых смертных.

Сознавая свою трусость и ненавидя себя за это, Улисс отложил это сообщение. Чтобы смягчить угрызения совести, он заверил себя, что сейчас его занимают более важные вопросы. Но он понимал, что попросту лжет самому себе.

Авина пошла на совещание вместе с ним, а обе женщины остались в комнате. Авина умна и сможет объяснить потом остальным, что происходит. Поначалу их будет снедать беспокойство и разочарование, поскольку в планах Улисса для них нет места. Им не хватает знаний и умений, необходимых на этой стадии войны против Дерева и его прислужников. Но он им все объяснит и скажет, что придет время, когда они очень даже пригодятся. При нападении на дхулулихов три группы кошачьих принесут внутри Дерева больше пользы, чем все толстокожие и человекообразные, вместе взятые. Они проворнее и лучше знают Дерево.

Дни и ночи были заполнены трудами — хотя и не настолько, как хотелось бы Улиссу. Нешгаи были так похожи на слонов, что казались выше таких чисто человеческих черт, как мелочность, завистливость, подозрительность, жажда престижа, денег и положения, жадность и просто глупость. К сожалению, они только казались выше этого. Правда, эти черты проявлялись в них не так сильно, как в людях. Но только оттого, что нешгаи были медлительнее. События развивались со скоростью больной черепахи. Или отощавшего слона. Половина времени Улисса уходила на разбор административных склок, утешение оскорбленного самолюбия, прошения о субсидиях или бредовые проекты использования дирижаблей, на выяснения, куда подевалось сырье и где необходимые ему работники.

Улисс жаловался Шегнифу, а тот лишь плечами пожимал да хоботом помахивал.

— Такова система, — отвечал Шегниф. — И я не в силах ничего поделать. Я могу пригрозить отрубить несколько хоботов или даже голов. Но если искать виновных и привлекать их к суду, времени уйдет еще больше. Ты угробишь не один день, свидетельствуя в судах, вместо того чтобы потратить его на свои проекты. Наша судебная процедура чересчур медлительна. Как гласит пословица: «Отрезав голову, обратно не приставишь». Мы, нешгаи, всегда помним, что Неш, первый из нас, был богом справедливости. Нельзя оказаться слишком осторожным там, где речь идет о том, чтобы избежать ошибок.

111